Горечь

Горечь-горечь, откуда ты родом?

Зародилась в какой стороне?

Что шатаешься с песенным сбродом,

Что всегда забредаешь ко мне?



Вдруг сумею помочь ненароком,

Вдруг тебе полегчает со мной?

Проходи же, не стой за порогом

Наподобие славы дурной.



Горечь-горечь... а ты по дороге

Не столкнулась со счастьем моим?

Совпадают извечные сроки,

Да и путь был отвеку прямым.



Был прямым... да способен на петли.

Может быть, он совсем уж не тот.

Ты уходишь, родная? Помедли...

То страшнее, что следом придёт.




* * *

Подскажи, земля родная,
Подскажи, что делать мне?
Понимаешь ли, одна я,
Самый долгий день на дне…

Мать клянёт, отцу нет дела,
Брат уже в монастыре.
Жизнь ему осточертела,
А уж без него сестре…

Суждено блуждать, стеная,
Самой милой из теней.
Подскажи, земля родная,
Как не поспешить за ней?

Плакать в землю – это чудо:
Мну, зубами рву траву
И осознаю, откуда
И куда ещё живу…

Мать сживёт, отец схоронит,
Брат отмолит, встретит – он.
Лишь земля по мне простонет,
Но и то вернёт мой стон…




* * *

Я твоя неимоверная…
С этой бедностью, и бледностью,
И пугающей бесследностью…
Я тоска твоя вечерняя…
Я твоё успокоение…
Море, мачта корабельная,
Парусная колыбельная,
Дня июльского успение…
Я твои причалы-гавани,
Я твои печали-плаванья
И твоя невеста славная,
Но не в платье – в белом саване…
Но Другим себе завещана,
На святой алтарь положена,
То есть, грубо навзничь брошена –
Не как жертва, но как женщина…
Я твоя – Мария… Кто же ты?
Кто же сын мой? Но по Библии…
Так ли было?.. Да и было ли?.. –
Жизни наши прежде прожиты…




* * *

Принеси попить – и не надо звёзд.
В чудеса твои безоглядно верю.
Принеси попить. Молчалив и прост,
В комнату войди, робко скрипни дверью.

Не являйся мне – чуда не твори,
Просто подойди с неказистой чашкой.
Просто поверни ручку на двери,
Легче чудеса – ручка будет тяжкой.

Обними меня, посмотри, как пью,
Посмотри, как зло… посмотри, как худо…
Просто прикоснись к бабьему тряпью,
К смятым волосам – это будет чудо…

И тогда уйди. Нечего беречь.
Чашку уберу в прочую посуду.
На Земле легко – тяжче после встреч
Дорогих, земных радоваться чуду…




* * *

Долгожданный, живой, посвящённый
В Небеса, в колокольные звоны…

Переписанный мной от руки –
До морщинок, до самой тоски…

До извечной тоски по пустому:
По тому, что прошло, – и по дому.

Мой скиталец, ребёнок седой
С непроглядной, с недетской бедой,

Занесённый неведомой силой
На предальний восток, на немилый…

Засыпаю. Хорошего дня.
Да хранит тебя Бог… для меня.

Я буду тебе

Я буду тебе... Молчаливая, буду

В соборе, в чужой прокоптелой избе,

В ночлежке, в любой подворотне — повсюду —

Я буду, ты помни, я буду тебе.



Женой, а захочешь — рабой благородной

(Но сам же тогда покоришься рабе),

Поэтом, бессильной святой — кем угодно —

Я буду, ты помни, я буду тебе.



И даже по смерти, блаженно и строго

Причислена к лику его и судьбе,

Вот в этих двенадцати клятвенных строках

Я буду, ты помни, я буду — тебе.




Моей собаке

С годами только непривычней

Твоё отсутствие, родная.

А здесь, на свете, как обычно.

Ну что сказать о нём? Не знаю.



По-прежнему на свете бело.

От холода. И мало света.

Ночами душу рвёт из тела.

Беременна. За что всё это?



В твою бы шерсть, худую шёрстку,

Нечёсаную, точно слякоть,

Какую есть — не будет жёстко —

Уткнуть лицо и плакать, плакать...



По-прежнему друг друга мало.

Но воли Божьей не нарушу.

И как меня ты охраняла,

Храни входящего мне в душу.




* * *

Светает, ранится уже.

Опять бессонница.

Ты самый нежный — на душе.

Но кто дотронется?..



То сердце бьётся о тетрадь,

То вдруг апатия.

Я не хочу ТЕБЯ терять

В твоих объятиях.




ОБЕЛЮ ТЕБЯ

Всю эту грязь, полезшую наружу,

И клевету, распущенную той,

Со зверской силой, в ярости разрушу

Одной своей спокойной чистотой.



И как мне жить, когда тебе не спится?

Не мучься так, сумею, обелю!

Моё перо — твоя вторая спица:

Затягиваю смертную петлю.



И кто-то из ужасной пантомимы

Задёргается, сдавленно хрипя...

Я буду мстить! Я буду мстить, любимый!

И этой местью обелю тебя.



И местью, и молитвами о хворых,

И волей продолжать великий труд,

И белым платьем, и фатой, в которых

Навек меня тебе передадут.



Всю эту грязь ногтями и зубами

Со зверской силой, жадно соскребу.

В какой-то миг соприкоснёмся лбами,

И отслонюсь с твоим клеймом на лбу.



Всю хворь возьму, все злые слухи эти,

Весь пот со лба, всю седину с бровей —

И тихо скорчусь в просиявшем свете

Родимой, чистой памяти твоей.

22 февраля 2011 г.